Одна ночь и вся жизнь - Страница 29


К оглавлению

29

Она застонала и почувствовала, как он погладил ее по спине, притягивая к себе.

Внезапно ее охватило страстное желание.

—Рядом с тобой мой мозг отключается, Софи. Я хочу тебя. Сию же минуту.

Если бы Костас не заговорил, возможно, он бы даже получил то, что хотел. Но именно его слова подействовали на нее отрезвляюще.

После всего, что он сказал и сделал!

Софи почувствовала стыд из-за того, что она проявила ужасную слабость, что ее тело восторженно отвечало на его ласки. Она изо всех сил оттолкнула его. Софи тут же потеряла равновесие и упала бы, если бы ее не поддержали его руки.

—Не трогай меня! — Она высвободилась и, спотыкаясь, отступила на несколько шагов. — Не приближайся ко мне, — задыхаясь, сказала она.

Сердце колотилось где-то в горле.

—Софи...

Костас шагнул к ней, и она вздрогнула.

—Держись от меня подальше!

—Ты говоришь не всерьез, — убеждал он ее.

—Я говорю серьезно. Мне не нужно, чтобы какой-то высокомерный мужчина говорил мне, чего я хочу.

—Софи, я знаю, что ты расстроена. Но это вовсе не обязательно... Ты знаешь, как нам приятно друг с другом.

Она покачала головой. Он относился к ней как к любовнице. Намереваясь, так или иначе, коротать ночи, он предпочитал ее таблетке снотворного.

—Я не хочу, чтобы ты прикасался ко мне! Когда бы то ни было.

Костас скрестил руки на груди. Он улыбнулся одним уголком рта.

—Я знаю, как сильно ты меня хочешь, Софи. — Он шагнул ближе. — У меня никогда не было такой страстной любовницы...

Она заскрежетала зубами.

—Как мне заставить тебя понять? Одной ночи было достаточно, а теперь все кончено! Если только ты не собираешься применить силу.

—О чем ты говоришь? — Костас нахмурился. — Ты должна знать, что я никогда не применил бы силу к женщине.

—Тогда как ты называешь вот это?

Она вытянула перед собой руки, служившие доказательством мощи, с которой он старался ее удержать. Ее запястья были покрыты красными пятнами. Она не чувствовала боли. Сейчас не чувствовала. Но вскоре появятся синяки.

Его лицо застыло, а золотистая кожа побледнела. Она увидела, как он судорожно проглотил слюну, когда понял, что именно сделал.

—Я должен попросить прощения, — произнес Костас сдавленным голосом. — Меня не извинит, если я скажу, будто не понимал, как крепко я держу тебя. Но не сомневайся в том, что тебе нечего бояться. Это больше не повторится.

Софи опустила руки. Она чувствовала себя усталой.

—Пусть это закончится, — попросила она. — Это было... мило, пока продолжалось. Но мне нужны дальнейшие взаимоотношения не больше, чем тебе. Не сейчас. Это было бы слишком неприятно. — Она отвернулась, надеясь, что он позволит себя обмануть. Ее глаза наполнились слезами. — Нам обоим пришлось тяжело, а прошлая ночь... просто случилась. — Она шептала, чтобы скрыть дрожь в голосе. — Но теперь мне нужно продолжать мою жизнь.

Софи крепко обхватила себя руками, как будто, таким образом, могла избавиться от боли.

Если бы только она смогла продержаться до тех пор, пока он не оставит ее одну!

— Конечно, ты права. — Он говорил внятно, незнакомым ей голосом. — Поскольку мы хотим друг от друга только физического высвобождения, нам лучше забыть о прошлой ночи.

Она оказалась права. Как глупо с ее стороны цепляться за последнюю, упорную надежду, что Костас станет возражать! Что он поклянется, что между ними — не просто вожделение, а нечто большее. Что он чувствует к ней нежность, даже любовь...

Софи зажмурилась и прикусила губу, молясь, чтобы у нее хватило силы довести до конца этот эпизод и не выдать себя. Она не осмеливалась повернуться, зная, что у нее слишком несчастный вид.

А потом она его услышала... тот звук, о котором молилась. И которого боялась. Звук его мерной поступи. Он пересекал комнату. Раздался тихий щелчок двери, которую он закрыл за собой.

Костас Паламидис сделал то, о чем она просила, — ушел из ее жизни.


ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Уехать на следующий день оказалось труднее, чем ожидала Софи.

Ей не пришлось снова встречаться лицом к лицу с Костасом. По взаимному согласию, они избегали друг друга вчера вечером. Дом был достаточно большим, чтобы они могли не видеться. И она не стала его искать сегодня после того, как уложила чемодан.

Она спросила себя, не попытается ли он помешать ей уехать, убедить ее остаться. Когда она думала об этой возможности, у нее учащенно бился пульс. Хватит ли у нее силы помешать Костасу убедить ее, даже если он постарается? Но он улетел в Афины рано утром, чтобы лично заняться каким-то неотложным делом. Экономка была взволнована — женщину встревожил отъезд Софи в отсутствие хозяина.

Зато Софи испытала огромное облегчение. Ей больше не нужно с ним встречаться. Так будет легче. Никаких неловких прощаний, никаких сожалений.

Жаль, что, на самом деле, она так не думала...

Когда она покинула виллу, то почувствовала себя так, будто оставила какую-то часть самой себя. Ту часть, которую отобрал у нее Костас.

А потом ей обязательно нужно заехать в больницу, чтобы попрощаться. Ее дедушка уже знал, что Софи приехала на Крит ненадолго. Он ничего не сказал, когда она объяснила, что собирается улететь сегодня. Но она увидела в его глазах разочарование, и ей стало еще хуже. Она сжала его руку и пообещала, что снова приедет в гости, когда приведет в порядок дела своей матери.

Она обязательно вернется. Но на этот раз без посторонней помощи. И постарается держаться подальше от Костаса Паламидиса. Возможно, даже примет предложение своего дедушки погостить у него, когда его выпишут из больницы.

29