Эта женщина была слишком опасна. Поэтому он ее покинул. Расчетливый уход.
Костас пожал плечами. Он покинул Софи, и она должна была проснуться в одиночестве. Возможно, он повел себя более жестоко, чем это было необходимо. Но он не хотел, чтобы она питала какие-либо иллюзии. Он не стремился к постоянным взаимоотношениям.
Но теперешний роман, который доставлял удовольствие и ему, и Софи, — это было нечто совершенно другое.
Он улыбнулся.
Его ночи будут принадлежать ей, пока это устраивает их обоих. Но днем у него другие обязанности. Он не обратил внимания на то, что только что отменил свою последнюю встречу, чтобы поспешить обратно к Софи.
Костас мог позвонить ей раньше и объяснить, что он уехал на целый день. Мог оставить ей записку сегодня утром. Он даже мог разбудить ее, когда встал. Но тогда у него могло возникнуть искушение остаться в спальне...
Костасу никогда не доводилось испытывать страстное желание, которое можно было сравнить со страстью к Софи. Он не знал, что с этим делать. Он повел себя решительно, разумно. Костас так и так собирался продолжать. Он знал, что Софи, такая искренняя и честная, в конечном счете, это оценит. И, в конце концов, это она ждала его на пляже вчера вечером. Ясно, что теперь она приняла его условия: никаких эмоциональных уз, никаких планов на будущее.
Если она и была разочарована сегодня утром, что ж, ему тоже было тяжело ее покидать. И он ей это возместит...
Костас сбавил скорость, когда открывались электронные ворота, и поехал к дому. Он чувствовал радостное волнение.
Он снова желал Софи. Впрочем, он желал ее целую ночь и целый день. Сегодня он узнал отличную новость от врачей Элени. И знал, как это отметить.
—Да, kyrie, она вышла из дома некоторое время назад и, по-моему, направилась к морю. — Горничная сделала паузу и нахмурилась. — Она плохо выглядела. Была так бледна и ничего не съела, даже ни кусочка.
Костас понял одно: что-то не так. Он осознал это, когда не сумел найти Софи в доме.
—А вот и она, — сказала горничная, наклонив голову. Тогда он услышал, как закрылась парадная дверь, услышал легкую походку Софи, которая шагала по холлу. — Я должна?..
—Нет. Все в порядке.
Он уже отворачивался, не обращая внимания на то, что, судя по ее взгляду, домработница начала размышлять.
Софи уже вышла из холла. Костас помчался за ней по лестнице, шагая сразу через две ступеньки. Он спешил, потому что предчувствовал беду. Открыв дверь ее комнаты, он увидел Софи. На ней была одежда, которую он выбрал для нее сегодня утром. И почему-то это оказалось даже интимнее, чем все отчаянные ласки прошлой ночи.
Дома. Я, наконец, приехал домой.
При взгляде на Софи он испытал что-то теплое и нежное, ошеломляющее новое чувство. Потом к нему вернулся здравый смысл.
Вожделение. Вот что он чувствовал. Это просто и несложно. Ведь вожделение легко утолить.
Софи повернулась к нему. Ее лицо напоминало неподвижную маску. Она сжимала губы, словно ей было больно. А ее глаза... они были огромными и мрачными.
—Софи? Что случилось?
Когда Костас взглянул ей в глаза, ему стало страшно. Она явно страдала. Он едва мог поверить, что это была та же страстная и довольная женщина, которую он оставил в своей постели этим утром...
—Ничего не случилось.
Ее голос был слабым и высоким, но хрупким, как стекло.
Открыв дверцу платяного шкафа, Софи нагнулась и поставила в шкаф туфли. Когда она повернулась, ее скулы были покрыты румянцем. Он только подчеркивал необычную бледность ее лица.
Что происходит?
—Где ты была? — спросил он.
Должно быть, что-то случилось в его отсутствие.
—Просто ходила на пляж.
Она направилась в ванную, с одеждой в руках.
Он успел сделать всего два шага, прежде чем она вернулась. На этот раз у нее в руках ничего не было.
—Я забрала одежду, которую оставила там вчера вечером.
Теперь запылала ее шея. Она не глядела ему в глаза, но пристально и безучастно смотрела поверх его плеча, как будто его вид причинял ей боль.
Он нахмурился, пытаясь не обращать внимания на свое стремление подойти к Софи и схватить ее в объятия. Ему хотелось ее утешить — что-то явно пошло не так. Но, судя по ее виду, она могла выйти из себя от одного его прикосновения. Поэтому он сдержался.
—Ты рано вернулся, — наконец, сказала Софи, и он услышал в ее тоне еле заметный сарказм.
Ах, вот в чем дело! Она возражала против того, чтобы он оставлял ее в одиночестве на целый день, чувствовала, что ею пренебрегают.
Костас не обратил внимания на голос своей совести, голос, который соглашался с Софи. Который настаивал на том, что он поступил ужасно.
Он оказался лицом к лицу не с деловым противником и не с той незрелой, эгоистичной женщиной, на которой женился, тем самым совершив ошибку. Это была Софи: милая, честная и заботливая.
Но это не имело значения. Он поступил правильно. У него не было времени на эмоциональные затруднения. Он просто вел себя с ней честно, старался позаботиться о том, чтобы она не видела в их близости слишком многое.
Возможно, он поступил жестоко, когда торопился уйти. Но ему нужно было рассмотреть ситуацию в истинном свете и понять, почему Софи вызывает у него такую сильную реакцию. Впрочем, это можно исправить.
Итак, пора успокоить ее задетое самолюбие.
—У меня было много дел, — начал он.
—Конечно. — Она кивнула. — Больница. И твой бизнес. Наверное, у тебя есть работа, которую ты должен выполнить, ведь ты так долго не мог ею заняться.
Он нахмурил брови, пытаясь понять выражение ее лица. Ему стало не по себе.